В начале ХХ века экономист-самоучка Сергей Шарапов предлагал перестроить российские финансы и государственное устройство по американским образцам – для сохранения самодержавия.
Экономист Сергей Шарапов почти забыт в наше время. Если кто-то и вспомнит Шарапова, то разве что со словами – «а, это тот, кто предлагал вместо николаевских червонцев напечатать бумажные рубли». Разумеется, Шарапов такого не предлагал. Напротив, в докладе «Финансовое возрождение России» он писал, что «ни одному государству ныне не придёт в голову, кроме случаев политических или военных катастроф, выпускать бумажные деньги для удовлетворения текущих расходов!»
Но самой его знаменитой работой Сергея Шарапова действительно оказалась брошюра с эффектным названием «Бумажный рубль» (1893), в которой он изложил свои взгляды на систему денежного обращения. Это название его и подвело – кто листал книжку, не вникая в мысли автора, мог подумать, что экономист предлагает заменить золото какими-то ничем не обеспеченными бумажками, от которых российская финансовая система избавилась в конце XIX века.
На самом деле Шарапов пытался объяснить своим читателям, как работают «фиатные деньги», и почему привлекательность валюты определяется не возможностью ее размена на золото по фиксированному курсу, а низкими кредитными рисками деловых операций.
Деньги - всего лишь единообразно учтенные долговые расписки, говорил Шарапов. Иначе говоря, деньги это и есть кредит: два разных названия одного и того же - активов и пассивов банковского сектора. Выдача кредита одному человеку (или предприятию) означает и ровно такой же (по модулю, но противоположный по знаку) прирост денежного сбережения другого человека (или предприятия). Рубль, взятый в долг на расходы покупателем Ивановым, обернется рублем прихода на счету продавца Петрова. И с этой точки зрения бумажки с надписью «рубль» будут «бумажками с надписью» до той секунды, пока Иванов не возьмет их в кредит у банка. И только так они станут собственно деньгами.
Совершенно очевидно, что, сколько бы ни было заготовлено денежных знаков, только выпущенное в обращение в публику их количество имеет экономическое и финансовое значение, объяснял Шарапов.
Кем же был Сергей Шарапов, человек, рискнувший давать советы архитектору «золотой» денежной реформы 1897 года Сергею Витте? Советы, за которые Шарапова выгнали из Министерства финансов.
Биография Сергея Шарапова могла бы стать основой для романа. Помещичий сын, окончивший два курса Николаевского инженерного училища, служил в канцелярии Варшавского градоначальства, а в 1875 году отправился добровольцем в Боснию сражаться за «славянское дело».
Правда, тайная полиция Австро-Венгрии славянофильскому порыву Шарапова не поверила, заподозрив в нем сотрудника русской разведки. В итоге Шарапов, приехавший в Загреб для встречи со своим агентом, был интернирован. Выпустили его только после приостановки военных действий на Балканах весной 1877 года. А дальше наш герой целый год странствовал по европейским столицам в качестве корреспондента газеты «Новое время», с удивительным редакционным заданием «писать, чтобы было интересно».
Шарапов действительно обладал даром остроумного рассказчика, но причину своего превращения из арестанта в журналиста объяснял туманно и издевательски: «Мадонна заступилась!»
В 1878 году Шарапов вернлуся в Россию и начал восстанавливать хозяйство в своем имении. Ему сопутствовала удача – усовершенствованные им плуги (спасибо инженерному образованию) получили награды на международных выставках.
Но неумная энергия снова вернула его в журналистику, а затем на государственную службу. Там он и поссорился навсегда с сотрудниками графа Витте – чиновники всерьез разошлись во взглядах на финансовую политику страны.
И Шарапов решил доказать, что «золотой стандарт империи» - ошибка, и что «тарифная поддержка отечественного производителя» не нужна, и что бюрократию империи надо преобразовать. Ну, и перейти на кредитные деньги, конечно же.
Денег у Шарапова было немного, но был талант публициста, понимание экономики и отчаянное желание отомстить тем, кто отверг его идеи. Шарапов действительно видел глубинные проблемы российского бизнеса – настолько хорошо, что тексты, опубликованные им 120 лет назад, кажутся написанными вчера.
«За последние годы в Россию ввозится множество велосипедов. За этот предмет… Россия переплатила за границу десятки миллионов рублей. Отчего бы эту дрянь не делать дома? Наложим солидную пошлину, дадим русскому производителю преимущества перед иностранным фабрикантом. Тот довольствуется 10%, наш пусть наживает 100%.
Но вот протекционная пошлина наложена, а русских велосипедов нет. Цена на них в России стоит вдвое выше, чем в Америке, а русских фабрик не открывается, и потребитель только несёт налог без всякой пользы для «отечественной промышленности».
Отчего цель не достигнута? Да от того, что пошлина ещё не есть протекционизм. Чтобы велосипеды стали выделывать в России, и не какие-нибудь, а хорошие, способные заменить заграничные, нужно много условий, среди которых пошлина далеко не главное.
Чтобы делать велосипеды хорошо и дёшево, нужно все их части делать не вручную, а машинами. Машины эти специальные и страшно дороги. Значит, нужен очень большой основной капитал... нужен дорогой специальный материал, который надо выписывать из-за границы и платить за него высокую пошлину ...производство должно быть массовое, товару должно быть налицо столько, чтобы не было ни малейшей задержки в требованиях.
Значит, нужен огромный оборотный капитал, дешёвый и очень широкий кредит, иначе изготовленный товар сам себя съест процентами… нужна педантическая аккуратность при приёмке и браковке товара.
А реклама? У нас даже понятия не имеют о баснословных суммах, какие затрачиваются в Западной Европе и Америке на рекламу.
Когда вы вдумаетесь в эту сумму неблагоприятных для нашей промышленности условий, вы легко объясните, почему, несмотря на возможность нажить более чем рубль на рубль, охотников заводить велосипедные фабрики у нас нет и быть не может.
И сколько вы пошлину не возвышайте, это делу не поможет. Пошлина эта будет только налог и ничего, кроме непомерного вздорожания данного товара, не вызовет».
Вот вам и ответ на сто лет вперед: почему никак не получается заменить импортные товары отечественными и почему вся демагогия об «импортозамещении» - не более, чем прикрытие для повышения налогов.
Объяснял Шарапов и как следует обустроить финансовую систему:
«Автоматичность денежного снабжения страны… заключается в правильно организованной сети кредитных учреждений, опирающихся на центральный регулятор денежного обращения и кредита — эмиссионный банк.
Предположим, что в уезде действует отделение Государственного Банка, кроме самостоятельных кредитных операций питающее ещё целую сеть мелких банков — приходских касс. Учётные комитеты отделения и касс организованы, допустим, весьма совершенно. Они не отпустят ни одного кредитоспособного, не выдадут ни рубля не на дело или в неверные руки.
Ввиду явного недостатка в знаках в уезде требование на деньги будет поначалу огромное... и исстрадавшийся без кредита уезд начнет всасывать оборотные средства и пускать их в ход. В это время эмиссионный банк подкрепляет уездные кассы нужными количествами денег. Через короткое время, вследствие расходования этих денег заёмщиками в виде всяких платежей, в разных руках начнут скопляться денежные знаки, свободные от немедленного расходования.
В непосредственной близости находится касса, куда эти знаки можно отнести на вклад или текущий счёт, получая за них проценты. Начнётся прилив вкладов, который будет настолько меньше их отлива из касс, насколько есть в наличных деньгах нужда.
Но вот уездная и приходские кассы кредитуют дальше… Число обращающихся знаков растёт, растёт количество вкладов. Наступает момент насыщения, когда количество денег, выдаваемых и получаемых сетью касс, выравнивается. Цифра, выражающая потребность данного района в денежных знаках, будет вечно изменяться, отражая состояние сделок.
Но в руках банкового управления имеется регулятор, позволяющий удерживать постоянное равновесие и производить полезное воздействие на промышленность. При застое и приливе вкладов понижается процент по вкладам и ссудам, — промышленность поощряется более дешёвым наймом денег. При промышленной горячке и усиленном требовании денег вкладной и ссудный процент повышаются, — поощряются осторожность и спокойствие.
Верная и умелая учётно-ссудная политика может служить великолепным регулятором денежного обращения и надёжной гарантией постоянства ценности бумажных денег, хотя бы не обеспеченных никаким металлом... при таком устройстве кредита и денежного обращения не может быть речи ни о каком излишнем выпуске бумажных денег.
Наоборот, через самое короткое время с развитием чековой системы и текущих счетов это количество начнёт сокращаться, без всякого стеснения для народного труда и оборотов».
Собственно, так и работает ФРС США, могли бы сказать мы сегодня.
У Шарапова не был недостатка в идеях – у него были проблемы с аудиторией. Со своими мыслями он оказался вне тогдашнего мейнстрима. Марксизм Шарапов отвергал, причем главную брешь в этом учении он видел в недооценке марксистами интеллектуального капитала: как можно корректно учесть стандартными рабочими часами труд мыслителя, инженера, архитектора?
С экономистами на государственной службе ему тоже было не по пути – особенно после того, как он опубликовал «Диктатора» - «политическую фантазию», где изобразил себя как диктатора империи, расписав, что он сделает с высшими чиновниками: Столыпина понизит в должности, министра просвещения Кауфмана – уволит, графа Витте – вышлет из страны…
Шарапов рассчитывал, что к нему прислушаются монархисты – ведь он твердил, что верховная власть в России должна быть «царской и самодержавной». Но какой он видел «самодержавную Россию»?
Выделите из области государственной работы все, что имеет местный характер, советовал Шарапов. Организуйте уезд в самостоятельную единицу. Группа уездов, однородных по этнографическим, хозяйственным и бытовым свойствам, должна составить самоуправляющуюся область, обнимающую район нескольких губерний.
«Это должно быть нечто вроде штатов Северной Америки. Союз этих штатов с Самодержавным Царем во главе и будет искомой нашей государственной организацией».
Смотрите, показывал Шарапов на карту: Финляндия, Польша, Прибалтийский край, Кавказ, Туркестанский край – все это области уже совершенно очерченные. Организуйте по областям и остальную Россию. Что общего между Северным краем и Малороссией, между Заволжьем и черноземным или промышленным районами? А Сибирь?
Каким ярким ключом забьет повсюду жизнь, как воспрянет русский человек, когда окончится проклятый шаблон и всеобщее обезличение! И как будет легко править двумя десятками областей, вызвав в общий центр их лучшие рабочие силы и из них составив все государственные органы. Это будет государственное устройство, которому позавидует Америка, радовался Шарапов.
Только при этих условиях станет возможной работа центрального правительства, только при такой постановке самодержавия на основах самоуправления будут обеспечены как свобода от нынешней чудовищной надо всем опеки бюрократии, так и порядок, ибо настоящего порядка из столицы устроить нельзя, не обращая всей страны в огромные арестантские роты, объяснял экономист.
А вот этого Шарапову не простили. Нет, он не попал «в арестантские роты». Но чем дальше, тем больше от него отворачивалась потенциальные союзники. Левые не терпели его язвительной критики вульгарного социализма. Охранители ненавидели за сепаратизм - Шарапов был убежденным сторонником максимальной автономии Польши и Финляндии. Образованная публика возмущалась антисемитскими выпадами (что было, то было). Для академического сообщества самоучка Шарапов был чужим. Чиновники методично выписывали штрафы газетам, публиковавшим его статьи. Попытки издавать авторские журналы провалились – Шарапов умел писать, а собрать платежеспособных подписчиков и привлечь рекламу не смог. «Славянофилы», на которых Шарапов сделал последнюю ставку, кивали его рассуждениям о «возрождении России», но не понимали его экономических идей.
В июле 1911 года Сергея Шарапова не стало. Ему было 56 лет. Осталась его программная цитата. «Цель финансовой политики, с одной стороны, создать наилучшую обстановку народному труду и наибольшее материальное благосостояние народу, с другой стороны, изыскать средства возможно большие при наименьших жертвах со стороны народа для исполнения государством своих целей и задач».