Сценарий любви к крестьянству и государю

Борис Миронов предлагает весьма нестандартный взгляд на проблему. Практически все его публикации оказываются в числе наиболее дискуссионных. Как в российской исторической науке, так и за рубежом. И то, что он говорит о крепостном праве, – не исключение.

Автор книги является одним из наиболее глубоких и последовательных ученых, рассматривающих Россию как страну модернизирующуюся, как общество меняющееся и совершенствующееся под воздействием целого комплекса объективных обстоятельств. Его исследования – это сильный удар по позициям тех, кто полагает, будто бы наша страна – вечный неудачник, живущий по сей день так же, как во времена опричнины. При этом Б.Н. Миронов не прибегает к упрощенному марксистскому подходу, объясняющему любое развитие через классовую борьбу, двигающую нас к светлому будущему.

Многие из нас со школьной скамьи привыкли к тому, что «злобные помещики», руководствуясь своими классовыми интересами, закрепостили несчастных тружеников села и мучили их несколько веков, пока борьба угнетенных не привела к вынужденной отмене крепостного права сверху. У Б.Н. Миронова же – иной подход. Он четко демонстрирует, что крепостничество – не случайность, и не злая воля, а объективно обусловленное порождение обстоятельств.

«Русскому государству постоянно требовались средства для укрепления вооруженных сил и ведения активной внешней политики. Эти средства могло бы дать население, если бы оно имело их благодаря хорошо развитой экономике. <…> Слабое развитие рыночных отношений в стране, отсутствие в казне денежных средств для содержания армии, церкви и государственного аппарата заставили верховную власть обратиться к натуральной оплате служилых людей в форме пожалования за службу земли с крестьянами, обязанными платить оброк или выполнять барщину» [Том 2, с.30].

Крепостничество еще в XVI веке оказалось единственно возможным способом содержания армии в условиях, когда финансовых ресурсов на формирование наемных вооруженных сил (как на Западе) Россия не имела. Конечно, с наших сегодняшних либеральных позиций хотелось бы сказать, что и черт с ней с этой военщиной. Надо было бы Рюриковичам не в Ливонию лезть, а стимулировать развитие рынка. Но подобный «прогрессивный» взгляд, увы, является крайне наивным. Невозможно требовать наших сегодняшних представлений о должном от героев иных эпох. Ни одна западная страна не вела себя либерально в то время, когда в России формировалось крепостное право. Просто для Франции, Испании и итальянских государств рациональным подходом стало использование наемников и максимально возможное повышение налогового бремени, а для Московии – крепостничество, обеспечивавшее армии корм не посредством выдачи зарплаты, а посредством предоставления земли с крестьянами.

Крепостническая Россия не являлась в Европе «уродцем», который все делал не так по причине своей «рабской натуры», как зачастую принято у нас полагать. Россия в целом шла европейским путем, но со спецификой, вытекающей из того объективного факта, что разным странам для развития были доступны разные ресурсы. У кого-то имелись сильные торговые города, а у кого-то – немереные просторы и многочисленное население.

Большое достоинство книги «Российская империя: от традиции к модерну» состоит в том, что автор видит нашу страну именно как нормально развивающееся государство, способное осуществлять модернизацию и немало сделавшее на этом пути в течение императорского периода развития. «Россия – не ехидна в ряду европейских народов, – справедливо отмечает Б.Н. Миронов, – в ее истории трагедий, драм и противоречий нисколько не больше, чем в истории любого другого европейского государства» [Том 1, с.13]. Отмена крепостного права – важнейший пример осуществления успешных преобразований в тот момент, когда реформа оказалась, наконец, возможной. Подчеркнем, именно тогда, когда она оказалась возможной, поскольку «до 1760-х гг. – отмечает Б.Н. Миронов – насилие считалось необходимым инструментом поддержания общественного порядка» [Том 2, с.33]. Причем не только в России, но и во многих европейских странах (о чем я недавно писал в статье «История наоборот: Петр Первый 2.0»). Пока к насилию спокойно относились в Пруссии, в Австрии, в Венгрии, в Северной и Южной Америке и даже в Англии, трудно было ожидать гуманности от российской элиты. Но когда мы на европейском фоне вдруг стали выглядеть диковатыми азиатами, настроения элиты стали меняться, и Александр II смог получить поддержку, достаточную для проведения преобразований. «По мере общего смягчения нравов в обществе, повышения образовательного и культурного уровня помещиков, пробуждения самосознания у крестьянства, жестокость, по мнению наиболее просвещенной части общества, становилась безнравственной. В ее глазах и само крепостничество являлось моральным скандалом и социальным анахронизмом» [Том 2, с.78].

Б.Н. Миронов чрезвычайно интересно описывает ход реформы. Она представляла собой своеобразное «принуждение к миру с крестьянами», которого император требовал от помещиков. «Выработанную программу надо было непременно утвердить и реализовать под флагом добровольной инициативы дворянства. Иначе нарушались две статьи Жалованной грамоты дворянству 1785 г.: “Без суда да не лишится благородный имения” (11-я) и “Да не дерзнет никто без суда и приговора в силу законов тех судебных мест, коим суды поручены, самовольно отобрать у благородного имение или оное разорять” (24-ая). В силу этого Александр II хотел, чтобы подготовка реформы проходила гласно и, по крайней мере, формально с согласия дворянства и чтобы ее проведение выглядело как ответ на его обращение. Тем самым отмена крепостного права легитимировалась бы в глазах общественного мнения и ответственность за его подготовку, проведение и последствия до некоторой степени ложилась бы на само дворянство» [Том 2, с.87]. Друг императора виленский губернатор В. Назимов долго уговаривал литовских помещиков, и, наконец, они выступили с инициативой отмены крепостного права. Александр II милостиво с этой «инициативой» согласился. С великорусским дворянством дело обстояло сложнее, но и тут нашлась возможность продемонстрировать, что намерение освободить крестьян идет, мол, со стороны самих крепостников. «В архиве нашли старые проекты петербургских помещиков о безземельном освобождении крепостных, которые были представлены как инициатива столичного дворянства» [Том 2, с.87]. Началась реальная подготовка крестьянской реформы. Впрочем, оказалось, что за нее выступает лишь меньшинство членов Государственного Совета, несмотря на всю гуманизацию нравов, проходившую в XIX веке. И тогда император проявил волю и утвердил мнение меньшинства по всем спорным вопросам, имеющим программный характер. «Александр II принудил дворян к освобождению – включив их в сценарий любви дворянства к крестьянству и государю» [Том 2, с.88].

За свой «сценарий любви» царь, в конечном счете, поплатился жизнью. На смену эпохе реформ пришел консервативный период. В политике Россию стали подмораживать. А в это время страна быстро развивалась в экономическом плане благодаря происходившим в городе и деревне преобразованиям. Несмотря на свою убежденность в прогрессивности и объективной необходимости крестьянской реформы, Б.Н. Миронов демонстрирует всю сложность хода модернизации. Он ничего не упрощает. Не делит государственных деятелей XIX века на условных «прорабов перестройки» и «противников реформ». Характерно, что фразу, лучше всего объясняющую суть происходившего в пореформенной России, Б.Н. Миронов нашел у человека, про которого по сей день не принято вспоминать добрым словом в приличном либеральном обществе: «Как справедливо заметил известный “реакционер” К.П. Победоносцев, наивно надеяться, что новые институты, предполагающие высокий уровень гражданской свободы, легко и безболезненно привьются в России. Степень личной свободы человека определяется характером отношения “каждого гражданина к государству”. В пореформенной России практически нет “людей самостоятельных и независимых, людей, которые сами держатся на ногах своих и знают, куда идут, составляя в государстве силу, служащую ему опорой”. И, напротив, очевидно “крайнее умножение людей, которые ищут себе опоры в государстве, питаясь его соками, и не столько дают ему силы, сколько от него требуют”» [Том 2, с.37].

Кажется, что эта оценка Победоносцева в полной мере сохранила свою актуальность по сей день. Стремление россиян к патернализму, к жизни за счет государства и его нефтедолларов тормозит преобразования и наделяет силой консерваторов, чувствующих, что за ними «идут» миллионы тех сирых и убогих, кто толком даже на ногах не держатся. Изучение истории крестьянской реформы не только помогает нам понять прошлое России, но многое говорит и о ее настоящем. Но все же, как показывает, в частности, труд профессора Б.Н. Миронова, страна никогда не стоит на месте. Россия меняется. Растет число образованных людей. Проникают из-за рубежа прогрессивные идеи. Трансформируется менталитет. И каждый раз очередные преобразования обязательно приходят, когда для них настает истинное время.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге