Рынок труда: «сдвиг и шок»

Владимир Гимпельсон: Рынок труда – адаптивный механизм, но за адаптацию мы платим

– Какова численность экономически активного мужского населения в России и что означает «уход» из экономики сотен тысяч человек в результате частичной мобилизации и отъезда из страны?

 – По данным Росстата, у нас мужчин в возрасте от 20 до 49 лет примерно 30 миллионов, уровень занятости – 90%. Мужчин в возрасте от 20 до 39 лет – около 20 миллионов. Из них работает примерно 90%. Почему эта последняя возрастная группа особенно важна? По результатам многочисленных исследований, производительность труда у людей растет примерно с 20 до 40 лет. На сегодняшний день у нас нет официальных данных, сколько человек, возможно, будет мобилизовано и долго ли продлится их служба. А данные об эмиграции находятся в очень большом диапазоне.

Если мобилизовано 300 тысяч человек, то от 30 миллионов это примерно 1%. Если эмигрировало, по некоторым данным, 300 тысяч, это еще 1%. Итого – 2%. Если же брать другие неофициальные экспертные оценки, то получается не 2%, а 4%. Это большая цифра для экономики. Учитывая, что и сейчас рабочей силы не хватает, для экономики это чувствительно.

Долгосрочные последствия могут оказаться существеннее. Дело в том, что к 2030 году на рынок должна выйти группа, которой сегодня от 10 до 20 лет. Она очень малочисленная. По прогнозам, которые мы делали еще до пандемии, к 2030 году численность занятых в возрастной группе от 20 до 40 лет должна была сократиться примерно на четверть по сравнению с 2020 годом. Это само по себе – тектонический сдвиг и колоссальный шок для экономики с точки зрения влияния на технологии, производительность, конкурентоспособность и предпринимательскую активность. К этому добавляются, соответственно, потери, которые мы сегодня наблюдаем.

– Как изменится в целом ситуация на российском рынке труда?

– Рынок труда – это адаптивный механизм, очень гибкий, ко всему подстраивается. Другое дело, что за адаптацию мы платим…

Многие опасались, что будет безработица, но ее сейчас нет. В нынешних условиях, когда предложение труда сокращается, безработица вряд ли нам грозит, в любом случае она не выйдет на более или менее заметные цифры.

Однако для рынка труда в целом это, конечно, большое испытание. В истории мне неизвестны примеры (за исключением, может быть, второй мировой войны), когда происходило такое сокращение численности занятого рабочего населения в наиболее продуктивном возрасте.

– Каким образом можно заместить мобилизованных и уехавших? Нужны не просто рабочие руки, а квалифицированные кадры. Есть ресурс?

– Единственная реальная замена – мигранты. Но их труд в России преимущественно низкоквалифицированный. Если нужны будут курьеры, грузчики, доставщики еды или таксисты, или, может быть, рабочие-строители, то здесь можно найти какие-то резервы из стран Центральной Азии. Но для людей из этих стран тоже появляются ограничения: сложнее переводить деньги на родину, конвертировать их в доллары и так далее. Внутри России резервов нет. Более того, надо «закапывать» не только демографическую яму, образовавшуюся ранее, но и ее углубление, которое происходит сегодня.

– Мобилизационная экономика. Что это значит для рынка труда?

– Российская экономика начала переходить на мобилизационные рельсы с февраля. Стоит серьезная задача, где взять дополнительную рабочую силу в условиях отсутствия резервов для этого. Можно увеличить количество смен на предприятиях, работая в две или в три смены… Но непонятно, где сейчас взять специалистов соответствующей квалификации, знакомых с нужными технологиями.

Кстати, если обратить внимание на структуру занятости в контексте статистики, тут любопытная история. В России занято примерно 72 миллиона человек. Из них ­на крупных и средних предприятиях работает примерно 32 миллиона. Половина от этой цифры – бюджетники в сферах образования, здравоохранения, науки, культуры и госуправления. В оставшуюся половину входят все остальные – обрабатывающая промышленность, добывающая, крупное строительство, значительная часть транспорта и связи и так далее. А весь коммерческий сектор, крупный и средний, с точки зрения численности, очень небольшой. Остается еще около 40 миллионов занятых – это малые предприятия, индивидуальные предприниматели, те, кто работает по найму в ИП, самозанятые. Огромный сегмент вот такого малого предпринимательства, благодаря ему безработица оказывается низкой. Этот некорпоративный сектор работает во многом как губка. Когда люди теряют работу, они могут идти в курьеры, таксисты, получать статус самозанятых. Эта значительная масса рабочих мест, которая относительно независима – она никуда деться не может. В то же время отсюда следует, что резервов для государственной или мобилизационной экономики здесь тоже нет. Труд в промышленности – особая история, и далеко не все к нему готовы.

– Как скоро мы заметим последствия частичной мобилизации и оттока рабочей силы?

– Никакого коллапса не будет. Речь идет о том, что из экономики постепенно «выдергиваются» люди. Процесс не одномоментный. Экономика должна как-то адаптироваться. Какие-то рабочие места останутся вакантными. При этом не будет новых производств – как их создавать при дефиците рабочей силы? Издержки начнут расти, экономическая эффективность будет сжиматься, потому что не сможет выдержать этих издержек. Кроме того, происходит много всего другого, например, связанного с импортозамещением. Растет спрос на технологии вчерашнего дня. Один из крупнейших специалистов по мировому неравенству экономист Бранко Миланович – он долго работал во Всемирном банке, – назвал этот процесс технологически регрессивным импортозамещением. Идея импортозамещения, хотя в целом для многих спорная, по версии ее сторонников всегда ассоциировалась с движением вперед, с освоением новых технологий, с наращиванием человеческого капитала. Но сейчас, наоборот, идет движение к предыдущему технологическому укладу, к недоиспользованию человеческого капитала. Когда боевые действия прекратятся и наступит мир, эта тенденция никуда не денется. Россия вошла в колею, когда экономика упрощается и сжимается.

Михаил Денисенко: Этот год мы впервые закончим с отрицательным естественным приростом

– Некоторое время назад мы говорили с вами о сложной демографической ситуации в стране – население России сокращается рекордными темпами (см. ET от 02.08.22). Какова степень влияния мобилизации на демографические процессы в стране?

– Здесь нужно говорить, прежде всего, о рождаемости. 300 тысяч – это около 2 процентов от общей численности мужского населения в основных возрастах мобилизованных мужчин – от 22 до 40 лет. Эта цифра дает нам грубую оценку влияния мобилизации на число родившихся, которое проявится в 2023 и 2024 годах. Если мобилизованные будут служить год, это примерно минус 25 тысяч рождений.

– Можно ли судить о последствиях в случае еще одной волны мобилизации?

–  Последствия мобилизации зависят от ее продолжительности, а также от численности мобилизованных. Каждая новая волна, как и увеличение сроков службы негативно скажутся на динамике рождаемости. Как правило, после окончания боевых действий, войн и военных конфликтов наступает компенсаторный рост рождаемости – реализуются рождения, отложенные на период мобилизации. При этом следует помнить, что в России в настоящее время численность населения в репродуктивных возрастах сокращается: малочисленные поколения родившихся в 1990-х -начале 2000-х годов меняют многочисленные поколения 1980-х годов. Это последствия демографического спада 1990-х. К 2030 году численность мужчин в возрастах от 20 до 40 лет уменьшится более чем на три миллиона человек. 

– Параллельно с мобилизацией мы наблюдаем серьезный отток молодых людей из страны. Мы не знаем точных цифр, но, в любом случае, речь идет о сотнях тысяч. Скажется ли этот процесс на демографической ситуации?

- В первую очередь – на динамике численности населения. Очевидно, 2022 год будет первым годом почти за полвека, который мы закончим с отрицательным естественным приростом. Отток скажется также на динамике числа родившихся, поскольку среди уезжавших преобладали молодые мужчины.

– В июне президент Владимир Путин говорил о том, что «демография – главная задача России». Поэтому необходимо стабилизировать демографическую ситуацию и добиться роста к 2030 году. Эти планы будут в той или иной мере корректироваться?

– Задачи правильные. Еще Екатерина Великая четко определила: «Россия не только не имеет довольно жителей, но обладает еще чрезмерным пространством земель, которые не населены, ни же обработаны. Итак, не можно сыскать довольно ободрений к размножению народа в государстве» Наказ, данный комиссии о составлении проекта нового уложения (1767 год).

Но перейти к росту населения и даже к его стабилизации с учетом особенностей возрастного состава нашего населения в условиях экономического спада к 2030 году вряд ли возможно. Спад тормозит и рост рождаемости, и рост продолжительность жизни, и приток мигрантов в страну. Будут ли корректироваться эти планы? Надеюсь, будут.

– Сработает ли продление программы материнского капитала и увеличение выплат?

- Это затормозит глубину снижения уровня рождаемости, но не остановит ее.

– Представители Русской православной церкви, например, говорят о «демографической мобилизации». Глава патриаршей комиссии по вопросам семьи Федор Лукьянов, в частности, предлагает ограничения на аборты с целью повышения рождаемости. Насколько эффективна эта мера сейчас?

– Уровень абортов в стране низок, сопоставим с Европой. В этой сфере в России наблюдался колоссальный прогресс по сравнению с советскими временами. Результаты многочисленных российских и зарубежных исследований свидетельствуют о том, что тесной связи между уровнем распространения абортов и уровнем рождаемости в современных условиях просто не существует. Так, например, несмотря на ограничение права на аборт в Польше, уровень рождаемости там ниже, чем в России, во Франции или в Швеции, где аборт доступен, – рождаемость выше, чем в России. Запрет абортов может дать определенный эффект – дополнительный толчок для эмиграции женского населения.