суббота, 10 июня 2023
Разговоры о кризисе западной цивилизации, закате Европы и вместе с ними – либерализма давно уже стали общим местом. Тем не менее, и Запад стоит, как скала, и Европа сопротивляется волнам популизма, и либерализм исправно поставляет товары и услуги потребителям. Возможно, дело в адаптивности капитализма, который тоже хоронят, и не в первый раз, а число книг о нем и его будущем растет. В издательстве Института Гайдара увидели свет сразу два перевода значимых книг о капитализме – фундаментального двухтомника «Кембриджская история капитализма» и экономиста Пола Коллиера «Будущее капитализма».
Известное провокативное высказывание графа Бенкендорфа Александра Христофоровича «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение», пожалуй, применимо не столько к России, сколько к капитализму, который множество раз за свою историю доказывал, что он способен пережить любые кризисы. И выходит он из них обновленным и бодрым, готовым к новым приключениям. Любые попытки заменить политическими ли, этическими ли средствами этот не самый приятный и глубоко эгоистический в своей основе уклад, заканчиваются, как правило, большой кровью и/или исчезновением товаров народного потребления.
Адаптивность, пожалуй, главное свойство капитализма, который, как хамелеон, в течение истории своего существования менял как минимум цвет. Например, послевоенный золотой век, точнее, четверть века (1945-1970) восстановления и процветания европейских экономик – это капитализм розового цвета, или как его квалифицирует Пол Коллиер, «социал-демократический» капитализм. В нем было много этической и социальной ответственности, которая проистекала из жестокого опыта двух мировых войн и стремления избежать кризисов образца Великой депрессии. На что Коллиер не обращает внимание, описывая утрату капитализмом в последние десятилетия этической составляющей, так это на одну из важнейших причин социальной ориентированности послевоенной капиталистической системы – опасаясь повторения катастрофического опыта депрессии и установления тоталитарных режимов, правительства уделяли огромное внимание поддержке занятости (безработица была одним из триггеров политических потрясений и роста популярности фашизма) и социальному страхованию. Об этом писал выдающийся историк Эрик Хобсбаум в своем фундаментальном труде «Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914-1991)», который выдержал в России уже два издания. Выходил капитализм и из, если угодно, культурных кризисов, олицетворением которых стал 1968 год: западная цивилизация впитала протестную культуру и превратила ее из чужой в свою, продолжив путь к 1989 году, к временному «концу истории».
Кризисы сопровождают историю капитализма, именно поэтому философы, историки и, конечно, экономисты писали и будут писать книги и статьи под одинаковым названием – «Будущее капитализма». Оно беспокоило многих, включая выдающегося экономиста Лестера Туроу, который опубликовал книгу с таким названием в 1997 году и предсказал практически все тренды сегодняшнего дня – от «эпохи искусственной интеллектуальной промышленности» до «социальных вулканов: религиозного фундаментализма и этнического сепаратизма» и периода «демократии против рынка». Не новы и попытки придать капитализму дополнительные моральные подпорки, чтобы поумерить аппетиты homo economicus, существа грубого и реагирующего сугубо на ценовые сигналы – собственно, об этом книга с привычным названием «Будущее капитализма» Пола Коллиера, где он ратует за инклюзивную политику и «восстановление общества для всех». В этом смысле Коллиер, чью книгу впору было бы назвать «Моральный кодекс строителя капитализма», смыкается, например, с другим грандом сегодняшней экономической науки Тома Пиккетти. Впрочем, у исследователя неравенства этот идеальный строй будущего в его последнем труде «Капитал и идеология» (2019) именуется «социализмом участия». А тот сегодняшний доминирующий в мире строй, который ненавистен Пиккетти, в его интерпретации называется «гиперкапитализмом».
Впрочем, другой сколько-нибудь работоспособной общественно-экономической формации (воспользуемся привычным марксистским термином) у нас для вас нет. Об этом другой исследователь неравенства Бранко Миланович написал книгу с характерным названием, которое можно было бы перевести как «Одинокий капитализм», но в таком переводе исчезла бы грустная элегическая нотка – «Капитализм, один» («Capitalism alone»).
Один, совсем один, потому что, как ни крути, отмечает Миланович, человечество привычным образом разговаривает на одном универсальном эсперанто – языке денег и прибыли. Ларри Нил, редактор «Кембриджской истории капитализма», профессор Университета Иллинойса и Лондонской школы экономики, указывает на свойства, присущие любым разновидностям капиталистической системы: «1. Права частной собственности; 2. договоры, исполнение которых обеспечивается третьими сторонами; 3. рынки с чуткими ценами; и 4. оказывающее поддержку правительство. Каждый из этих элементов должен взаимодействовать с капиталом».
У Бранко Милановича капитализм, одержавший «глобальную победу», в том числе став основным двигателем глобализации, определяется так: «Весь мир сегодня функционирует в соответствии с одними и теми же экономическими принципами – производство организовано для получения прибыли при законном использовании свободного наемного труда и преимущественно частного капитала на основе децентрализованного сотрудничества». При этом Миланович подразделяет капитализм на «либеральный меритократический (западный)» и «государствозависимый (state-led) политический». Вторая, авторитарная, разновидность, замечает экономист, получает в последние годы все более широкое распространение – от России до Руанды.
Почему вторая версия становится столь популярной? Ларри Нил, цитируя работу Джона Хикса «Теории экономической истории» (1969), отмечает, что рыночный тип экономики вовсе не преобладает в истории. Нам, погруженным в пандемическое состояние, тем более понятно, что «сталкиваясь с потрясениями, будь то природные катаклизмы, военные вторжения или чума, общества естественным образом стремились отреагировать на них командной экономикой, чтобы как можно скорее мобилизовать ресурсы для противодействия новой проблеме… Потому рыночная экономика всегда будет в опасности».
Для чего при капитализме существует государство? Ответ Коллиера банален: «Заделывание социальных трещин, вызываемых структурными сдвигами». (Это и есть устранение провалов рынка.) Для того, чтобы устанавливать драконовские налоги на богатых, отвечает Пиккетти, которого все-таки трудновато всерьез читать и тем, кто 40-50 лет назад проходил в вузах курс научного коммунизма, и тем, кто знаком по другим книгам с опытом раскулачивания и национализации.
Все авторы всех книг и статей о капитализме пишут о неравенстве – региональном, образовательном, доходном, имущественном («Главное достоинство капитализма – его способность обеспечивать устойчивый рост уровня жизни для всех – оказалось под вопросом», Пол Коллиер). Какое-то внимание уделяется неравенству доступа к разнообразным благам и инфраструктурам. Но совсем не обращается внимание на неравенство прав – в том числе свобод человека и гражданина, среди прочего – политических прав. А это уже кейс в том числе России, где командные высоты занял государственный капитализм, в терминах Милановича – «политический». Капитализм можно улучшить с помощью этики и «морального государства» - посмотрим на этот тезис Коллиера скептически, но согласимся. А как быть со связью успешного рынка и работающего капитализма с политической демократией? У Коллиера есть ответ, правда, слишком лаконичный: «Моральная и прагматическая политика возможна только тогда, когда в обществе имеется критическая масса граждан, требующих такой политики». Это -- прекрасно, но что, если эта критическая масса просто не имеет достаточных инструментов, чтобы требовать такой политики – свободы собраний, свободы слова, эффективно работающих выборов, обеспечивающих репрезентацию мнений всех граждан?
Как демократия, по Черчиллю, является наихудшей формой правления, если не считать остальных, так и капитализм – наихудшая форма организации коллективной жизни людей, если не считать всех остальных. Всегда будут кризисы и проблемы, связанные с разными типами неравенства, а также борьба между бенефициарами глобального капиталистического устройства и проигравшими от постоянного обновления внешней среды. Тем не менее, как пишут Ларри Нил и Джеффри Дж. Уильямсон в статье под названием… правильно, «Будущее капитализма» во втором томе «Кембриджской истории…», «стремительный экономический рост – это тот общий пирог, который делает всех участников более терпимыми к финансовым кризисам и конкурентному процессу подстройки экономики».
«Рост привлекательности капитализма для некапиталистических стран в период после 1848 года в огромной мере обуславливался индустриализацией и ростом подушевого ВВП в ведущих капиталистических странах. – пишут Нил и Уильямсон.– В XXI веке потребуется то же самое».
С чем и согласимся.
Упомянутые книги
Кембриджская история капитализма. В 2 томах. М., Издательство Института Гайдара, 2021
Пол Коллиер. Будущее капитализма. М., Издательство Института Гайдара, 2021
Лестер Туроу. Будущее капитализма. Как сегодняшние экономические силы формируют завтрашний день. Новосибирск, 1999
Эрик Хобсбаум. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914-1991). М., 2020
Branko Milanovic. Capitalism, Alone. The Future of the System That Rules the World. Harvard University Press, 2019
Thomas Piketty. Capital et idéologie. Seuil, 2019
Распечатать